Он сидел на стуле, сложив руки на стол, и пристально смотрел в зеркало. Из зеркала с той же внимательностью его изучал взгляд мужчины лет сорока. Светлые глаза под слегка набухшими веками смотрели остро, овальное лицо с длинным подбородком и впалыми щеками, из-за чего скулы еще больше выделялись , темные коротко остриженные волосы прикрывали лоб.
Он посмотрел на себя сурово, потом – надменно, потом – жестоко…Наконец, вздохнув, Он отвел взгляд от зеркала и принялся читать. На столе лежала пьеса, распечатанная на отдельных листах. Прочитав несколько страниц, он закрыл глаза рукой и задумался.
А из зеркала его продолжал изучать внимательный острый взгляд. Красивый мужчина с тонкими чертами лица, в черном берете, нависавшем на изборожденный морщинами лоб, нервно крутил перстень на мизинце левой руки. А потом резко развернулся на 180 градусов:
-Окончилась зима тревоги нашей, под солнцем Йорка лето расцветает…
-Висевшие на нашим домом тучи погребены во чреве океана. Победные венки мы нацепили, повесили ржаветь свои доспехи, и зов трубы сменился звуком флейты, а гулкие пиры – разгулом пиршеств…
Одетый в джинсы и белую рубашку, Он читал монолог в репетиционном зале.
-Кого-то ты мне напоминаешь,- вмешался Режиссер.- Но никак не Ричарда. Ведь Ричард кто? Жестокий, кровавый, подлый человек, жаждущий власти, влезающий на трон по горе трупов, в числе которых – его родные братья. Он переполнен энергией, которая взрывается в каждом его слове. А ты читаешь монолог, как будто сидишь в уголке и бормочешь что-то себе под нос.
Режиссер взглянул на пьесу и принялся сам читать текст. От азарта его глаза сияли, и Он чувствовал, как сам заражается этим азартом. Кивнув головой, Он начал повторять монолог.
У стены стояло несколько стульев. Свободные в данный момент актеры смотрели на репетицию, только актер, исполняющий роль Кларенса, повторял текст.
Режиссер был молод, актеры были молоды. И все хотели сделать хороший спектакль.
-Давно у нас не ставили Шекспира!- заметил один из сидящих актеров.
После репетиции Он отправился в библиотеку. Вообще-то, ему было не свойственно изучать биографию своих героев. Они ставят пьесу, написанную гениальным драматургом, а не реконструкцию исторических событий. Но сегодня что-то мешало ему. Он слушал режиссера, Он читал – много раз читал – пьесу, Он понял шекспировского Ричарда, но чувствовал, что этого ему не достаточно. В этот раз – нет. И потому Он отправился в библиотеку, благо она была прямо рядом с его домом, и взял стопку книг о Ричарде Третьем.
Ричард стоял перед Анной. Его глаза видели только ее.
-Забыли вы законы милосердья, что учат воздавать добром за зло.
-Закон людей и Бога ты презрел! Ведь даже зверь порою знает жалость.
-А я не знаю – значит, я не зверь.
-Какое чудо! Дьявол молвил правду.
Ричард вздрогнул. Он стоял перед женщиной, которая оскорбляла и обвиняла его. И каждое ее слово причиняло ему нестерпимую боль. Потому что он жил – ею. И когда Анны не было рядом, ему нечем было дышать. А когда она была рядом, его сердце разрывалось под натиском ее ненависти.
-Я оправдать могу свои поступки.
-О ты, чья гнусность выше всех ругательств, ты можешь оправдаться – удавись!
-Когда бы сделал я такую глупость, я только подтвердил бы обвиненье.
-Нет, это было б лучшим оправданьем: ты отомстил бы самому себе за тех людей, которых ты убил.
-Ты не права: я их не убивал.
Анна едва услышала Глостера. Его голос был тих и устал. Она смотрела на лицо Ричарда, на складку между бровей, на скорбную линию рта. Ей в голову вдруг пришло, как давно она не видела улыбку на его лице. Ведь не могла же она видеть, как улыбался он, когда видел ее входящей в зал, как любовался он ее походкой, как стоя у окна, он провожал ее взглядом… но это были редкие мгновенья. Улыбку стирала боль, да он и сам тщательно прятал ото всех свою нежность, свою радость, свою тайну – любовь к Анне.
-Я в грош себя не ставлю, а она меня считает хоть куда мужчиной. Пойду, пожалуй, зеркало куплю я. Найму себе две дюжины портных и стану моды изучать прилежно: коль сам себе попал я в фавориты, то надо и потратиться чуть-чуть.- Он насмехался над собой и другими.- Но прежде, чем вздыхать пред дамой сердца, я должен братца своего угробить. Эй, солнце,- он сорвался на крик,- Ты, пока тут нет зеркал, сияй, чтоб я хоть тень свою видал!- разразившись смехом, Он ушел со сцены.
В зале захлопал в ладони Режиссер.
-Молодец. Ты все правильно сделал.
Он сел рядом с Режиссером, держа в руке стакан с водой, и стал смотреть репетицию следующей сцены. Он был доволен, чувствуя, что нашел своего героя.
-Что это ты читаешь?
Девушка склонилась над его плечом.
-Татьяна Берг? Это про что?
-Про Ричарда Третьего.- Он отодвинул книгу.- Знаешь, намудрили что-то историки с этим королем. Не поймешь их. То ли дьявол во плоти, то ли чуть ли святой мученик.
-Мученик истории.
-Точно!- он оживился.- Понимаешь, с одной стороны – историки, вслед за Томасом Мором считающие его убийцей. С другой – те, кто стоит на том, что его оклеветали тюдоровские прихвостни. А между ними – бедняга Ричард. И в пылу драки, как понимаешь, первым пострадает тот невинный, что стоит между дерущимися. Они его затопчут, и не заметят. Если уже не затоптали.
-Как идут репетиции?- перевела разговор Девушка.
-Хорошо. Режиссер доволен, я тоже.
На последней фразе в его голосе появилась неуверенность.
Вечер и часть ночи он посвятил кино. И чувство неудовлетворенности только возрастало по мере просмотра. «Ричард третий» Лоуренса Оливье, потом – Ричарда Локрейна…Это были хорошие фильмы. Но все – не то. Не то, не то.
Он перебирал в памяти этих Ричардов, включая Райкина, Он радовался таланту актеров, но…
В залах дворца было пустынно и неуютно. Да и где в Англии было хорошо? Война измучила страну.
-О Боже! Дай мне сердце Эдуарда – безжалостное, твердое, как камень, ему ж отдай мое. Я в этом мире – не ко двору: я в нем наивный мальчик.
Ричард огляделся. Вокруг были чужие лица. Он видел, что все эти люди, которых он знал с детства, удаляются от него, отчуждаются. Между ними стеной встает его неумолимое приближение к трону.
-Будь я король? К чертям такие мысли! Уж лучше стать мне уличным торговцем!
-Вы правы, не желая сесть на трон. И я, как вы, не вижу в этом счастья.
Ричард лишь взглядом ответил Елизавете. Она тоже уже стала чужой. Они все стали одинокими и недоверчивыми, если не врагами. Нет, только не врагами, молил про себя Ричард. Почему? Почему все это происходит с ними, с их семьей, с их страной? Его ум отказывался это понимать.
-Я зло творю – и сам кричу про зло; в своих грехах других я обвиняю; я Кларенса убрал – и сам же плачу, дурачу легковерных простаков – таких, как Стенли, Бэкингем и Хестингс; я им твержу, что шайка королевы науськивает короля на брата. Они мне верят и со мною вместе готовят гибель Риверсу и Грею. Затем я испускаю тяжкий вздох и за своих врагов учу молиться… я прикрываю ложь и лицемерье словами из Священного Писанья и, действуя, как черт, святого корчу.
-Хорошо. Только чуть меньше демонизма.- Режиссер подошел к нему и продекламировал: и действуя, как черт, святого корчу.
Репетиции продвигались, скоро они выйдут из зала на сцену. Он улыбнулся.
-В своих грехах других я обвиняю?! Я Кларенса убрал – и сам же плачу?! Я, действуя, как черт, святого корчу?!!
Ричард сидел в своей комнате. Его лицо было искажено гневом, болью, недоумением. У каждого найдутся «друзья», что похлеще врагов, готовые исподтишка ударить лежачего ногой, пересказав ему сплетни. Ричард давно ощущал свое одиночество, но сейчас несправедливость и легковерность людей тяжело надавила на него. Почему? Почему, вновь и вновь он обращал к Богу свой вопрос.
Он не получил ответа, да и не ожидал получить. Примирив свое мятущееся сердце с Богом и обретя мир, он вышел из комнаты. Может, стало одной морщиной больше. Может, этот груз сильнее согнул его спину, ссутулил его (да он горбатый!- скажут о нем). Это его груз, и он пронесет его, сколько сможет, с достоинством, если сможет. До чего же он одинок! И тут взгляд его потеплел – он вспомнил Анну.
-Уф…- Он посмотрел на сидящую перед ним Девушку.- Будешь кофе?
-Буду,- улыбнулась она ему.- Ты чего такой взъерошенный?
-Мне уже снится Ричард.
-Ну, это нормально, скоро премьера, ты нервничаешь.
-Да, конечно.- Он помолчал, задумавшись.- Но в моих снах он совсем другой.
-Расскажешь?- заинтересовалась Девушка.
-Потом,- с неохотой отозвался Он.- Давай, я лучше налью тебе кофе. У меня, кажется, где-то тут лежала шоколадка.
-Во мне пылает тысяча сердец, поднять знамена! На врага – смелее! Святой Георгий, окрыли нам души Отвагой огнедышащих драконов! Победа – на щитах у нас! Вперед!
Ричард, король английский, сидел на коне. Перед ним стояло его доблестное войско, готовое ринуться в бой. Многие сегодня погибнут, быть может, и он. Но за спиной – Англия! И его душа, его совесть – он не мог поступиться ими.
-Пока я цел, не выйду из игры.
Вот только жаль было солдат. Шум битвы заполнил все вокруг, и стоны умирающих гулко отдавались у него в голове. До чего же он устал. Анна! Как жаль! Как жаль.
-Коня, коня! Престол мой за коня!
Как жаль…
-Нет, нет!- Режиссер был почти в истерике.- Это все не то!
-Да, это все не то,- согласился Он, опустившись в изнеможении на пол. Он сидел, и не видел, что происходит вокруг. Ричард был мертв. -Как жаль,- подумал Он.